Волшебство музыки способно лечить даже самые кровоточащие душевные раны.
В день траура по погибшим в авиакатастрофе над Черным морем только великая музыка могла облегчить невыносимую боль утраты.
26 декабря 2016 в Концертном зале имени П. И. Чайковского мы ее и услышали – в исполнении Российского национального оркестра с Михаилом Плетневым за пультом и Александра Рудина прозвучали произведения выдающихся русских композиторов. Фестиваль «Русская зима», проходящий в Московской филармонии уже полвека, в этот раз собрал выдающихся исполнителей: в десяти концертах с 21 по 31 декабря участвовали знаменитые музыканты, среди которых были и Денис Мацуев, и Николай Луганский, и Элисо Вирсаладзе, и Борис Березовский, и молодой Дмитрий Маслеев.
Оркестры – тоже на подбор: Академический симфонический оркестр Московской филармонии с Юрием Симоновым, Российский Национальный с Михаилом Плетневым, Госоркестр России им. Е. Ф. Светланова с Александром Ведерниковым за пультом, Большой симфонический оркестр им. П. И. Чайковского, Симфонический оркестр Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева и камерный ансамбль «Солисты Москвы» под руководством Юрия Башмета.
В блестящей череде предновогодних концертов два из них, с участием Российского национального оркестра, стали особенными. Как обычно у Плетнева, оба выделялись цельным замыслом и особым подтекстом.
В первом концерте 26 декабря 2016 в программу вошли: сказочная картина Лядова «Волшебное озеро», «Вариации на тему рококо» для виолончели с оркестром Чайковского в авторской редакции (в исполнении Александра Рудина) и Девятая симфония Дмитрия Шостаковича.
Через день, 28 декабря, в Концертном зале им.Чайковского звучали Третий концерт для фортепиано с оркестром Рахманинова (с Николаем Луганским за роялем) и сюита из балета «Лебединое озеро» Чайковского, составленная Михаилом Плетневым. Сказочная «озерная» тема закольцовывала оба концерта, да и выбор русских композиторов оказался, безусловно, неслучайным: Лядов, Чайковский, Рахманинов, Шостакович (впрочем, разве могло быть иначе на фестивале с названием «Русская зима»?).
Классика изнутри: оркестранты о кровавых мозолях, дирижерах и рок-н-ролле Мне довелось побывать на первом концерте в Зале Чайковского, куда пришла публика, уже отягощенная знанием трагедии, привыкающая к жестокой реальности события. Но, как только Плетнев взмахнул рукой и, привычно переглянувшись с Бруни, словно обменявшись известным только им кодом, начал выплетать это дивное кружево волшебной музыки, сразу отпустило.
Боль стала отступать, сковывающий сознание мрак – растворяться в легчайших звуках «Волшебного озера». Сдержанно-серьезный Плетнев скупыми знаками выколдовывал на сцене сказочный мир, затерявшийся где-то в глубине дремучего леса – и вспоминалось лядовское:
«Как оно картинно, чисто, со звездами, и таинственно в глубине. А главное — без людей, без их просьб и жалоб — одна мертвая природа, холодная, злая, но фантастичная, как в сказке».
Но эта «мертвая природа» в исполнении Российского национального наперекор всему оказалась живой красотой – словно мы вдруг очутились на берегу лесного озера, обрамленном разлапистыми елями и колышущимися в такт ветра бархатными камышами. И вспомнились емкие хлебниковские строки:
Времыши-камыши
На озера береге,
Где каменья временем,
Где время каменьем.
На берега озере
Времыши, камыши,
На озера береге
Священно шумящие…
Мощная волна звуков, со струящимися напевами скрипок, нежными всплесками арфы, хрустальным звоном капель челесты, гипнотически повинуясь каждому движению Плетнева, смывала все черное, мутное, страшное, наполняя пространство желанной гармонией. И так это было хорошо, что хотелось еще и еще, но «Волшебное озеро» – коротенький «симфонический пейзаж», лирическая зарисовка…
Впрочем, вся программа в этот вечер была составлена именно из таких вещей – кратких, но «увесистых» по смыслу. После лядовского «Волшебного озера» к оркестру присоединился Александр Рудин.
Восемь «Вариаций на тему рококо» в авторской версии Петра Ильича Чайковского давно уже стали отличительным знаком самого Рудина. В его исполнении (со своим камерным оркестром Musica Viva) я их и слушала чуть больше года назад на концерте в честь юбилея маэстро.
Правда, тогда вместе с Александром Израилевичем в программе участвовали балетные мастера во главе с потрясающей Марианной Рыжкиной, автором хореографической композиции к «Вариациям», и это было изумительно красиво, стильно, изысканно.
С Российским национальным оркестром Александр Рудин выступает давно, и в качестве дирижера, и в качестве солиста. С художественным руководителем и главным дирижером оркестра Михаилом Плетневым его объединяет интерес к редко исполняемой музыке и извлечению на свет божий раритетов, незаслуженно забытых или утерянных.
Кстати, в 2002 году Александр Рудин (когда был председателем виолончельного жюри на Конкурсе им. Чайковского) сделал авторскую редакцию «Вариаций» в качестве обязательной для исполнения в конкурсной программе. С тех пор прошло немало времени, но любовь к подлинному, настоящему, бесценному у Александра Рудина с годами не исчезла.
Александр Рудин: “Надеюсь, что я не потерял способность чему-то учиться”
С завидным постоянством он радует меломанов эксклюзивными проектами, воплощаемыми им с безупречным вкусом. Забегая вперед, замечу, что в январе поклонников РНО ждет еще один концерт с участием Рудина (в этот раз уже за пультом оркестра). Итак, Алексей Бруни уступил место за первым пультом обаятельной Татьяне Поршневой, мягкое вступление оркестра в главной теме «Вариаций» при минимальном дирижерском участии Плетнева и ведущей роли солирующей виолончели сразу задало тон всему исполнению – это было именно соло Рудина.
Михаил Васильевич за пультом вел оркестр немного отстраненно – словно отдавая бразды правления солисту, временами с ним переглядываясь, как бы убеждаясь – да, все в порядке. Рудин же увлек за собой музыкантов не только глубокой чистой интонацией, но и строгой харизматичной подачей «Вариаций». Никакой слащавой выразительности или нарочитой витиеватости – хотя, казалось бы, тема «рококо» к этому располагала.
Некоторые особенности интерпретации и темпов, как мне показалось, стали неожиданностью и для музыкантов Российского национального, которые, однако, не растерялись и быстренько подстроились под солирующую виолончель. Знаменитая ре-минорная элегическая вариация прозвучала так волнующе и проникновенно, что даже Плетнев застыл в эти минуты за пультом, погруженный в красоту музыки.
Сдержанное обаяние и виртуозное мастерство Александра Израилевича вызвали искренний восторг и публики, и музыкантов РНО, так что «Вариации» завершились шквалом аплодисментов. Михаил Васильевич повеселел, на его лице заиграла улыбка, и – маленькая деталь – он буквально выталкивал самого Рудина несколько раз на сцену, чтобы тот получил заслуженную порцию оваций и цветы.
Первое отделение закончилось на подъеме. А вот во втором нас ждала Девятая симфония Шостаковича, произведение сколь краткое, столь и бурное, неожиданная вещь даже для такого уникума, как Дмитрий Дмитриевич – невероятная в своем существовании (созданная в 1945-м, запрещенная в 1948-м, но, слава богу, не канувшая в небытие и вернувшаяся к нам в 1955!), задуманная совсем иначе, возникшая наперекор всему.
Для исполнения Шостаковича РНО усилил состав групп: за первый пульт вернулся Алексей Бруни, к духовикам присоединился Владислав Лаврик с коллегами, и понеслось… Стремительная, дерзкая, словно отплясывающая саркастический аллегорический танец, с ироничной улыбкой и гримасой боли, Девятая накрыла Зал Чайковского, заставив замереть и впитывать в себя эту фантастическую феерию звуков.
Видели бы вы лицо Плетнева! Сколько эмоций и нескрываемого удовольствия! Мне сразу же вспомнилось его последнее исполнение Шостаковича, которое довелось испытать в прошлом сезоне – это была Десятая симфония в апреле 2016 года. После того концерта я написала:
«Сфокусировавшись на иносказании, которым так филигранно владел Шостакович, Плетнев создал свое видение Десятой, чуть-чуть впустив нас в мир гения, но выйти оттуда ох как нелегко. Перед нами открылась бездна, неумолимо манящая в свою таинственную зияющую воронку, и так хочется сделать еще один шаг».
Глазунов, Шостакович, Плетнев…
И вот мы вернулись из мертвенно-трагической Десятой в бесшабашно пританцовывающую Девятую и сделали этот шаг. Но, слава Богу, попали не в леденящее царство мертвых, хотя это было бы – учитывая обстоятельства жизни композитора и жизни страны в то время – закономерно. «Симфония победы» (как все ожидали в 1945 году) у Дмитрия Дмитриевича, по его словам, «не вышла, не получилась».
Зато получилась эксцентрично-озорная симфония веселья, ликующего сквозь слезы. Благодатная тема для Плетнева – Михаил Васильевич умеет передавать тончайшие оттенки эмоций Шостаковича, как будто он кожей ощущает эти смыслы, зашифрованные Дмитрием Дмитриевичем в своих творениях…
Так получилось и с Девятой – ее насмешливая красота и буйство красок пронеслись над нами сумасшедшим вихрем.
Игривая Allegro увлекла шутливым блеском и контрастными акцентами то флейты-пикколо, то медных духовых, то пиццикато струнных, хотя терпкие ярость эмоций и острый драматизм Шостаковича никуда не делись. Скрытые за переплясом звонких тем и подмигиванием разудалой польки «Ойра», они отчетливо проявились в Moderato – и Плетнев это подчеркнул. Начатая душераздирающим соло кларнета, перекликающимся с плачем флейты, вторая часть заставила очнуться от эйфории первой. Шостакович не поскупился на краски для всех деревянных духовых, но невозможно не отметить ведущую роль флейты-пикколо (Николая Лотакова) в этой перекличке.
Траурный унисон тромбонов и тубы в третьей части прозвучал неожиданно серьезно и внушительно (увы, не знаю точно, кто в этот вечер был из тромбонов на сцене, но Дмитрия Анаковского с тубой успела даже сфотографировать за кулисами, а в Девятой он был великолепен, как и вся группа духовой меди). Ну, а фагот, флейты, литавры, трубы, струнные дальше вели ироничный разговор, все убыстряясь, в вихре бешеной пляски, и Девятая уносила с собой куда-то в заоблачные высоты, а Плетнев за пультом то мечтательно улыбался, то болезненно хмурился, то светился от удовольствия. Под яростный разгул струнных оркестр ушел в тутти, все убыстряясь, чтобы перейти в легкий танцующий ритм и обрушиться всей мощью в обжигающий финал.
Публика сначала даже не поняла, что это конец, но Плетнев обернулся к залу и выразительно развел руками – дескать, все! 26 минут симфонического счастья пролетели на одном дыхании. Девятая симфония Шостаковича стала, без преувеличения, кульминацией программы. Мне кажется, именно к ней и вел нас Плетнев…
А на бис Российский национальный, вернее, его струнная часть, исполнили арию из баховской Сюиты для струнного оркестра №3 ре мажор BWV 1068. И не надо больше слов – музыка сказала все.
P.S. Фестиваль «Русская зима» достойно завершил этот насыщенный год в Московской филармонии – это был достойный подарок всем любителям музыки к Новому году. Но сезон 2016/2017 в самом разгаре и впереди, уверены, нас ждет множество ярких событий.
