Владимир Спиваков: “Если украли скрипку, это всё равно, что жену похитили”

Маэстро – о самых страшных потерях.

Недавно у скрипача Павла Верникова в швейцарском поезде украли скрипку.

Стоимость инструмента работы итальянского мастера Гваданини 1747 г. превышает 1,5 млн долл. Но на самом деле эту потерю никакими деньгами не измеришь, уверен Владимир Спиваков, скрипач, глава Национального филармонического оркестра России.С чужого голоса

— Кража уникальной скрипки, да ещё и в поезде тихой, законопослушной Швейцарии, – событие экстраординарное?

— Такое нечасто, но, к сожалению, случается. И порой могут пройти десятилетия, пока украденный инструмент где-нибудь всплывёт.

Так, например, однажды произошло в Америке. На украденной скрипке работы Страдивари долгое время играл в ресторане какой-то музыкант. После его кончины вдова покойного решила продать инструмент, принесла скрипку оценщику. Тут-то и выяснилось, что это реликвия. Так Страдивари вернулся к законному владельцу.

Павел Верников (я хорошо его знаю, он учился в Одесской консерватории и в Москве у Давида Ойстраха, мы встречались с ним в жюри различных конкурсов) сказал трогательную фразу:

«Это всё равно как у меня бы украли ребёнка. Без него я никогда больше не смогу заниматься музыкой».

Я это состояние очень хорошо понимаю, и мне искренне жаль Павла.
— Между музыкантом и инст­рументом действительно такая связь?

— Немузыканты просто не могут себе представить взаимо­отношения музыканта со своим инструментом. Бывает, что только скрипке вы можете доверить свои тайные мысли и чувства. Это песня без слов.

Моя скрипка (хотя мне лично она не принадлежит – ею владеют другие люди, так же как и скрипка Павла Верникова принадлежит миланскому Фонду «Pro Canale»), если я на ней долго не играю, начинает страдать: она расстраивается, колки разлетаются, она скрипит, шипит.

А эти бесконечные сны: что вы случайно сели на инст­румент, что вы забыли его в такси, что вы оставили его под столиком в ресторане, что у вас его украли в пути… Каждый раз просыпаешься в холодном поту.

— Получается, инструмент хранит память о тех, кто на нём играл?

— Больше того вам скажу: как-то в Америке меня пригласил один очень богатый гражданин – мистер Фултон. У него больше 20 уникальных итальянских скрипок.

После ужина он предложил мне посмотреть коллекцию. Я поиграл на одной, на другой. Одна мне очень понравилась. Очень!..

Фултон сказал: «Вам нравится? Я готов дать вам её на несколько лет». На что я ответил: «Я не могу её взять, потому что она звучит голосом Исаака Стерна».

Фултон переполошился: «Откуда вы знаете?» Оказывается, между ним и Исааком Стерном была договорённость. Музыкант в тот момент разводился с женой и вынужден был продать драгоценную скрипку, чтобы купить квартиру своей молодой избраннице.

Коллекционеру он под страхом смерти запретил говорить, чей это инструмент. А я по звучанию скрипки обо всём догадался, ибо она сохранила голос (звук) бывшего владельца – великого скрипача.
Между страстью и любовью

— Вы говорите: скрипка страдает, когда на ней долго не играешь. А музыкант страдает, когда ему приходится играть на чужом инструменте?

— Колоссальный дискомфорт! Это всё равно что мужчине внезапно предстоит пожить с чужой женой.

У меня был такой случай: мне однажды предложили скрипку мастера Гварнери дель Джезу (по мастерству он порой превосходил Страдивари). А я играл тогда на скрипке своего учителя, профессора Янкелевича, – на Гобетти.

Разница в ценах – в несколько миллионов долларов в пользу Гварнери. Поиграл я несколько дней на этой очень дорогой скрипке и отдал её хозяину. Тот изумился: «Как? Почему? Это же драгоценность!» А я в ответ написал ему записку: «Надеюсь, вы поймёте разницу между страстью и любовью!»

— На что же тогда рассчитывают воры, решаясь на кражу таких уникальных инструментов?

— Никогда не крал, поэтому ответить не могу (смеётся). Думаю, что продать эту скрипку нельзя. Я знаю инструмент Верникова – он действительно уникален. Подобные скрипки застрахованы и находятся на особом контроле и у специалистов, и у международной полиции.

Максимум, что могут с ней сделать похитители, – на долгие годы спрятать её. Что тоже плохо. Это картина может десятилетиями висеть, скрытая от чужих глаз за семью замками. А на скрипке нужно играть, иначе она погибает. В неё забираются черви, которые очень любят лакомиться старым итальянским деревом. Поэтому подобные кражи – в определённом смысле акт бессмысленный.

— А счастливые воссоединения бывали?

— Бывали. И это действительно как если бы похитили ребёнка и потом вернули целого и здорового. Так повезло Пьеру Амоялю, у которого украли скрипку Страдивари «Kochanski» (её назвали по имени игравшего на ней скрипача-виртуоза Коханского. Говорят, Амояль так ею дорожил, что заказал для неё бронированный футляр. – Ред.).

Музыкант подъехал на машине к бару, инструмент лежал у него в багажнике. Пока он пил кофе, его авто украли вместе со скрипкой. Много лет не могли эту скрипку найти. Но благодаря усилиям полиции она вернулась к нему.

Кстати, мы вместе с Амоялем играли на двух Страдивари в Светлановском зале Дома музыки, соединив оркестр «Виртуозы Москвы» и Камерный оркестр Лозанны.

— То есть чудеса случаются?

— Да. И мы должны верить в них! Особенно перед Новым годом.