Есть в мировом музыкальном каноне шедевры, внешняя (отнюдь не трансцендентная) судьба которых всецело зависит от тех, кто к ним прикасается в концертной практике.
Случается, что проходят десятки лет, а то и столетия, прежде чем та или иная великая партитура обретает своего – если не единственного, то достойного в поколении интерпретатора.
Транслировать не только букву, но и дух творческих откровений лучших композиторов – во все времена умели избранные. Такими были Колин Дэвис, интерпретировавший Сибелиуса, Клаус Теннштедт, заново открывший для слушателей симфонии Малера, Гюнтер Ванд и Ойген Йохум, словно рожденные для первозданного исполнения сочинений Брукнера…Обо всем этом неслучайно задумываешься после знакового для российской музыкальной жизни концерта симфонической музыки, который состоялся 15 ноября 2016 года в Концертном зале Мариинского театра. Оркестром Мариинского театра в этот вечер дирижировал Николай Хондзинский, который не в первый раз выступает с прославленным коллективом.
В концертной программе участвовали замечательные солисты – Ирина Иванова (альт, виоль д’амур), Олег Полянский (фортепиано) и Юлия Грехова (фортепиано).
Знаковым концерт, в котором звучала «Музыка прекрасного и яростного века» (так называлась программа), сделало исполнение двух подлинно великих (и, увы, не часто звучащих) партитур ХХ века – Фортепианного концерта Галины Уствольской и Поэмы для оркестра «Подросток» Бориса Чайковского.
В аннотации к концерту профессор Московской консерватории Ю. Абдоков так характеризует главные свойства центральных опусов программы:
«…При всем, что отличает сочинения Б. Чайковского и Г. Уствольской по языку, стилю, поэтике, они в одинаково высокой степени далеки от принципов идеологически ангажированного искусства и всецело отражают эстетическую и духовную свободу авторов, оставивших в музыке неизгладимый, ни с чем не сравнимый след.
Концерт для фортепиано, струнного оркестра и литавр Галины Уствольской сочинен в 1946 году. В музыковедении бытует мнение, что подлинную свободу выражения Уствольская обрела лишь во Второй сонате, а все, что было сочинено ранее, так или иначе подчинено влиянию ее консерваторского наставника Д. Шостаковича.
Это устойчивое клише бессмысленно. Лексическая первозданность, свойственная всему творчеству Уствольской, менее всего связана с каким-то нормированным или внешне неординарным набором приемов и средств. Прежде всего, она проявляется в образе мышления и не имеющем аналогов типе вдохновенности. Кристаллически чистый, бескорыстно-бесстрашный, трагический этос Уствольской явлен в «Концерте» в полном объеме. С такой силой творческого самостояния не все заканчивают жизнь, не говоря уже об академическом консерваторском курсе.
Поэма для оркестра «Подросток» Бориса Чайковского, сочиненная в 1984 году, принадлежит к числу наиболее выдающихся сочинений, воплощающих в музыке не столько образы, сколько метафизику Достоевского.
В подзаголовке партитуры композитор недвусмысленно определяет ее жанровую этимологию: «Под впечатлением от прочтения романа Ф. М. Достоевского».
Эта ремарка чрезвычайно важна, поскольку говорит о стремлении преодолеть иллюстративность в оркестровом постижении одного из самых сложных сочинений писателя. Наивно полагать, что слова, завершающие грандиозное повествование Достоевского – «…из подростков созидаются поколения…», помещенные композитором над первой страницей партитуры – привычный литературный эпиграф, содержащий намек на программный сюжет Поэмы.
В этом необычном предисловии главным является заключительное многоточие. Иконографический образ-символ поэмы – виоль д`амур. Барочный инструмент используется как исключительно современное, заново открытое тембровое измерение. Никакой эклектичной игры в старину. Виола становится воплощением взволнованного, исповедального голоса, звучащего от первого лица.
От большинства музыкальных сочинений, основанных на сюжетах Достоевского, Поэму для оркестра Бориса Чайковского отличает то, что в беспощадной, гнетуще-беспросветной, едва ли не адской атмосфере окружающей жизни он ищет свет, ясность и то драгоценное чувство, которое Г. Гессе применительно к главной внесюжетной теме «Подростка» называет простодушием благочестивых.
Исключительно редко поэтический мир, заключенный в оркестровых образах, становится равнозначным словесному, когда речь идет о работе с такими шедеврами, как «Подросток». Борису Чайковскому, как никому прежде, удалось выразить таинственную сущность поэтики Достоевского и ни в чем не изменить своему собственному лицу, своему стилю и своей вере…»
Сочинения Б. Чайковского и Г. Уствольской – настоящее испытание даже для самого опытного дирижера. Под опытом я подразумеваю не только количество исполненных партитур, но и их качество.Лишь в тех случаях, когда образный мир композитора созвучен жизненным (отнюдь не карьерным) исканиям талантливого исполнителя, можно ожидать настоящих открытий. И они несомненно были на этом концерте.
При том, что сложилась едва ли не устойчивая традиция в исполнении и Концерта, и Поэмы, оба сочинения звучали первозданно, как если бы мы их прежде не слышали.
Удивительно, но такие же чувства я испытывал на предыдущем (в январе этого года) концерте Николая Хондзинского в Мариинке. Фортепианный концерт и кантата «Знаки Зодиака» Бориса Чайковского прозвучали тогда с таким сердечным отзвуком, который позволяет поставить Николая Хондзинского в один ряд с лучшими интерпретаторами музыки русского гения.
К слову, Борис Чайковский не был обделен вниманием великих дирижеров. Достаточно вспомнить С. Самосуда, К. Кондрашина, Р. Баршая, М. Ростроповича, В. Гергиева, М. Янсонса, В. Федосеева и др.
Сам по себе интерес молодого музыканта к музыке Бориса Чайковского свидетельствует об элитарности его художественного вкуса, много сообщает о духовном складе его неординарной личности. Неслучайно именно он стал первым среди дирижеров, отмеченных престижной Международной Премией им. Бориса Чайковского.
Дирижерский стиль Николая Хондзинского хорошо узнаваем. Узнаваемость эта меньше всего связана с эпатажными формами самоподачи и проявляется, прежде всего, в умении стилистически точно и при этом творчески свободно читать самые сложные оркестровые партитуры, как если бы это были стихи, а не многословная проза.
Музыкант принадлежит к числу редких аристократов в своей профессии. Его жест одновременно ярок и строг, и, если так можно выразиться – вербально афористичен. Никакого позерства, театральщины, игры на публику.Но главное, конечно, не в яркой концертной привлекательности и даже не в благородстве и профессиональном совершенстве его техники. Гораздо важнее благоговейное отношение дирижера к исполняемой музыке и умение заразить этим чувством музыкантов и слушателей.
Мир образов Бориса Чайковского, ушедшего от нас два десятилетия назад, Николай Хондзинский воспринимает как музыку будущего, а отнюдь не как звуковую ретроспекцию того, что уже свершилось во времени и пространстве. Поэтому ему и открывается таинственная сущность феноменальной звуко-живописи одного из самых чистых и эстетически свободных художников «прекрасного и яростного века».
О всех ли дирижерах, отваживающихся сегодня «без страха и упрека» на исполнение партитур Б. Чайковского, Н. Мясковского, Г. Утвольской, Г. Свиридова и других крупнейших фигур отечественной и зарубежной музыки ХХ столетия, можно сказать подобное?
В умении эксклюзивно интерпретировать, а не ремесленно воспроизводить, в своих неординарных репертуарных стремлениях молодой маэстро предстает на данный момент одним из лучших отечественных дирижеров.
В этом легко убедиться, ознакомившись с имеющимися в открытом доступе записями дирижёра. Большая удача для всех нас, что такой музыкант, как Николай Хондзинский имеет возможность играть такую музыку с одним из лучших оркестров нашей страны.
Благородство и проницательность Валерия Гергиева, предоставляющего такую возможность, равновелики его грандиозному, ни с чем не сравнимому таланту. Сам этот факт вносит в наше, зачастую беспринципно-обывательское концертное пространство живое созидательное начало.
На концерте 15 ноября я, как и те, кто находился в этот вечер на сцене и в зале, заметил – какой неподдельный, по-детски открытый восторг, рождаемый прикосновением к поэтическим таинствам исполняемых партитур, испытывал дирижер, как вдохновенно на это откликался оркестр.
Обнадеживает и то, что в огромном зале было немало одухотворенных молодых людей – подростков, из которых – по мысли Достоевского – созидаются поколения…
