В фортепианных концертах Скрябина и Рахманинова Михаил Плетнев предпочел мудрую глубину внешним эффектам.
Этой осенью художественный руководитель Российского национального оркестра Михаил Плетнев проявляет завидную пианистическую активность. Открыв фестиваль РНО двумя сентябрьскими выступлениями в Москве — сольным и в качестве аккомпаниатора, — Плетнев продолжил радовать меломанов в октябре, дав клавирабенд в Ивановке на Фестивале имени Рахманинова.
А теперь добрался и до главной академической площадки столицы. Концерт в Большом зале консерватории был заполнен поклонниками маэстро, до сих пор воспринимающими каждый его публичный диалог с роялем как чудо. Первоначально программа концерта включала Первую «Классическую» симфонию Прокофьева, Фортепианный концерт Скрябина, Второй фортепианный концерт Рахманинова и Девятую симфонию Шостаковича.
Но в итоге последнее произведение не было исполнено и программа приобрела концептуальную стройность. Три цикла — три контрастных проявления русской музыки конца XIX – начала XX века: проникновенная лирика — у Рахманинова, утонченная экзальтация — у Скрябина, неоклассическая легкость — у раннего Прокофьева.
Любопытно, что дирижировать Российским национальным оркестром и русской программой доверили голландскому маэстро Конраду ван Альфену, худруку камерного оркестра Sinfonia Rotterdam. Открывавшую концерт «Классическую» симфонию Прокофьева он исполнил с европейским лоском, хотя и не предложил какого-то неожиданного прочтения.
Впрочем, с этой задачей прекрасно справился главный герой вечера. С первых же фортепианных звуков скрябинского концерта Плетнев начал рассказывать свою историю, где возвышенная красота неизменно соседствует с такой же возвышенной грустью.
Музыка автора «Поэмы экстаза» у Плетнева лишается всего внешнего, наносного и становится декадентством не показным, а глубоко личным. Этому способствует и собственная редакция концерта — с измененными нюансами и более прозрачной фактурой. Другому пианисту такие вольности вряд ли сошли бы с рук, в случае же с Плетневым публика воспринимает это как должное. Прощаются ему и мелкие шероховатости вроде неточных нот в пассажах: дай бог каждому пианисту так «мазать».
И всё же гвоздь программы, несомненно, Второй концерт Рахманинова. Пианист неоднократно признавался, что Рахманинов для него — Бог. И в неуважении к нотному тексту его никак не упрекнешь. Но даже это хрестоматийное произведение Плетнев исполнил по-своему, заретушировав контрасты и подменив мудростью романтическую страстность. Полное отсутствие броских жестов и работы на публику — это то, за что публика, пожалуй, и ценит Плетнева-артиста (помимо его чисто музыкантских качеств). Черная блуза, усталые, как будто вынужденные поклоны, отсутствие видимого удовольствия от грома аплодисментов — тоже образ. А скупость на бисы — почти что фирменный прием. Но в этот вечер маэстро все-таки расщедрился на два дополнительных номера. В конце первого отделения прозвучала прелюдия Юлиана Скрябина, сына Александра Николаевича. Пьеса, написанная 11-летним ребенком абсолютно в стиле отца, в исполнении Плетнева ничем не выдавала возраста автора.
А исполненная под занавес концерта до-диез-минорная прелюдия Рахманинова (еще один «хит») стала эффектным завершением бенефиса пианиста, столь чуждого эффектам.
