Фестиваль “Опера Априори” предлагает отборные проекты с лучшими российскими и европейскими музыкантами.
Открытие в Концертном зале имени Чайковского вообще зашкаливало: приехал всемирно известный контратенор Франко Фаджоли.
Молодой аргентинец, чьи ангажементы включают репертуар от оперных истоков (Монтеверди) до современных авангардных опусов.
Певец, пленивший знаменитых дирижеров и не менее знаменитый Зальцбургский фестиваль. Специалист по бельканто и музыке восемнадцатого века. Любимец публики и лучших оперных домов мира, который недавно дебютировал в Париже, а осенью будет впервые петь в Театре ла Скала.
Фаджоли выступил в России не в первый раз, но в Москве пел впервые. Поводом для нынешних гастролей стал его промо-тур – презентация диска под названием “Rossini”, c фрагментами опер композитора. Причем таких опер, которые у нас в стране исполняются редко или не исполняются вовсе: “Деметрий и Полибий”, “Дева озера”, “Семирамида” и “Танкред”.
Это так называемые оперы–сериа, пылкие и возвышенные, с мифологическими героями, “историческими” сюжетами и декоративными чувствами. Те, кто знает Россини по комическим “Севильскому цирюльнику” и “Золушке”, на концерте могли открыть для себя во многом другого композитора.
В операх-сериа обычны “брючные” партии, или иначе говоря, партии-травести. Это мужские роли (часто – влюбленные молодые люди героического склада), созданные специально для примадонн. Такого рода гендерные “путаницы” придавали старинным сочинениям неповторимое своеобразие. Как гласит анонс к диску “Россини”, Фаджоли, исходя из принципа “почему бы мужчинам не исполнять мужски партии?”, записал несколько подобных арий, главное в которых показать владение голосом и через это достичь определенного аффекта, экстатичного или элегического.
Все эти “аморе” и “морте”, “пьета” и “ламенто”, (любовь и смерть, жалость и рыдание), обильно уснащавшие итальянские арии, как нельзя лучше подходят гибкому и чувственному фальцету Фаджоли. И перекрестная вокальная игра – вполне в духе Россини. Ведь “брючные” партии – некий мостик между эпохой барокко с ее великими певцами-кастратами – и романтической оперой, в которой кастратов заменили женщины.
Певец начал с “Деметрия и Полибия” – первой оперы Россини. Действие ее происходит в древней Парфии. На премьере в 1812 году партию юного царевича Сивена пела певица-контральто. Фаджоли, чей диапазон в три октавы примерно совпадает с возможностями низкого женского голоса, исполнил две арии – “Pien di conento in seno” (“С душою, полной радости”) и “Perdonо ti chiedo, o padre” (“Прошу прощенья, о, отец”).
Голос певца, который критики, отчаявшись описать его колорит, назвали “сливовым”, свободно скользил по регистрам, от чарующих низких нот до немыслимых (вплоть до сопрановых) верхов. При особой подвижности и “управляемости” вокала, благородстве манеры и долгом дыхании. Фаджоли, в полном соответствии с каноном бельканто, играл вокальными деталями, как акробат – кульбитами.
Да что там, на сцене просто бил фейерверк. Россиниевские трели, спетые с безграничным мастерством, заставили публику благоговейно слушать, затаив дыханье. Вы не поверите, но за весь вечер никто ни разу не кашлянул, и это в разгар “простудного” сезона! Казалось, еще чуть-чуть, и наяву повторится эпизод из фильма “Фаринелли”, когда затянутые в корсет впечатлительные девицы хлопались в обморок от звуков великого и сладостного голоса.
Что бы ни исполнял Фаджоли, казалось, он превращает типовые эмоции старинных опер-сериа в личное высказывание. В речитативе и каватине Малькольма из оперы “Дева озера” перед нами исповедовался пылкий шотландский рыцарь, живший в эпоху борьбы средневековых кланов. А фрагменты из опер “Танкред” и “Семирамида” не нуждались в переводе с итальянского. Главное (крик души в “трагической мелодраме”) было понятно всем.
За бортом концерта остались арии с диска “Россини” из опер “Аделаида Бургондская” и “Матильда де Шабран”, а особо эффектную арию “La pietà che in sen serbate” из оперы “Эдуардо и Кристина” Фаджоли спел на бис.
Кстати, хвала певцу за то, что он не стал томить слушателей неизвестностью и сам объявил название этого редко исполняемого произведения. Второй же бис (ария Керубино из моцартовской “Свадьбы Фигаро”) объявлять было не нужно: с первой ноты всех обуяла радость узнавания.
Вместе с Фаджоли выступили музыканты такого калибра, что аншлаг был бы обеспечен и без международной звезды. Камерным оркестром “Musica Viva” (с великолепной первой скрипкой) дирижировал Максим Емельянычев. Тот самый, кто в 26 лет получил приз фестиваля “Золотая маска” с формулировкой “за безупречное чувство стиля и упоение точностью”. Тогда это был Моцарт и игра на хаммерклавире, теперь, через три года – Россини и дирижирование.
Сегодня Емельянычев записывается для крупнейших мировых лейблов Decca и Sony, ставит оперу в Цюрихе и получает главную немецкую музыкальную премию “ECHO Klassik”. Его подход к Россини (начиная с увертюры к опере “Итальянка в Алжире”) обрадовал тонкой продуманностью решений. Сколько приходилось слушать россиниевских увертюр к комическим операм, в которых требуемый “блеск легкой болтовни” заменялся грубым “хохмаческим” напором. У Емельянычева музыка наполнилась “кружевной” прозрачностью, обрела нежную лукавость и воздушную легкость.
Вслушиваться в изысканные пиано оркестра было столь же захватывающе, как и следить за нарастаниями звучности. Каждая нота, каждый оркестровый тембр подавались как драгоценность. А дирижерская чуткость к вокалисту позволила последнему раскрыться во всей полноте.
В инструментальной Интродукции, теме и вариациях для кларнета с оркестром, открывшей второе отделение концерта, солировал один из лучших кларнетистов России, лауреат 25 международных конкурсов Валентин Урюпин. (Этот разносторонний музыкант несколько дней назад выиграл и Международный конкурс дирижёров во Франкфурте).
Кроме того, что кларнет Урюпина мог запросто соперничать с певцом бельканто по выделке музыкальных “завитушек”, он еще и дал возможность сравнить, как одна и та же мелодия разработана у композитора в инструментальной и оперной музыке.
Ведь эти вариации спустя три года после создания пригодились для оперы “Дева озера”, представленной на концерте арией Фаджоли. Россини как известно, любил цитировать самого себя. И прозвучавшее на концерте, всем известное вступление к “Севильскому цирюльнику” можно было б запросто объявить иначе: предприимчивый итальянец использовал эту увертюру три раза.
